Кравец Александр Львович (1917 – 1996 гг). Астраханский журналист, писатель, Заслуженный работник культуры РСФСР. Во время Великой Отечественной войны служил инструктором-литератором 32-й танковой дивизии (в дивизионной газете «Сталинец»), участник Курской битвы. Об Александре Львовиче снят документально-художественный фильм «Майор трубка»
ЧТО БЫ НЕ СКАЗАТЬ О ЛЬВОВИЧЕ – ВСЁ МАЛО
Александр Львович Кравец любил повторять нам, тогда молодым журналистам: «Фамилия, которая часто появляется на страницах газеты, становится именем». И его имя, в газетном варианте А. Кравец, почти шестьдесят лет было связано с родной «Волгой», кроме тех сороковых-роковых военных лет, когда фронтовой репортёр Саша Кравец бесстрашно писал репортажи, очерки, информации с передовой Волховского и Воронежского фронтов. Он был из той когорты журналистов, о которых Константин Симонов написал свою знаменитую песню:
От Москвы до Бреста нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли.
С «лейкой» и блокнотом,
А то и с пулемётом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Победу наш Львович, так уважительно называли его в редакции коллеги – не по отчеству, а по масштабу личности, встретил в Братиславе, в госпитале.
«И вот седьмого мая мы слышим пальбу на улицах, просто дикая пальба. А госпиталь недалеко от вокзала. Может, бомбёжка? На душе неуютно. Сестрица, просим, сходи посмотри, что там делается, – мы все к койкам прикованы, не встать. Она приходит: мальчики – победа! Там все стреляют – жандармы из пистолетов, наши солдаты, офицеры – все салютуют, зенитки стреляют, словом, все. Победа!
…И только поздно ночью девятого мая Москва сообщила о капитуляции немцев – победа! Первая мысль – победили! Вторая, если говорить честно, – уцелели!»
Это строки из его интервью, которое было опубликовано в «Волге» 5 мая 1995 года, к 50-летию Великой Победы. Молодёжи, не только будущим журналистам или историкам, многое может рассказать это интервью. Это только кажется, что миг Победы – салют и отблески фейерверка в небе. Победа осталась в характере, в душе, она определила не только судьбу мира, России, но во многом – и судьбы победителей. Фронтовой журналист Александр Кравец вернулся в родную «Волгу».
Его лёгкое, убедительное перо всегда было искренним, о чём бы он ни писал, – очерки о знаменитых рыбаках или чабанах, отчёт с областной партконференции или о новой экономической политике партии, в которую сам глубоко вникал, как и в каждое новое дело.
А как досаждали его острые, саркастические фельетоны «героям дня»! Но он учил нас, молодых тогда журналистов, проверять факт за фактом, чтобы не допустить оплошности, не оскорбить человека нечаянно, невзначай.
Но в журналистике, как это ни парадоксально, при известности фамилии, мелькающей на страницах газеты и ставшей именем, личность автора остаётся как бы за кадром. Да, кругозор журналиста, его образ мышления – в его очерках, обращённых к читателям. С ним, точнее, с его именем, ведут диалог, споря или поддерживая, соглашаясь или возражая, его публикаций ждут, его имя ищут в очередном номере «Волги», как это было, казалось бы, совсем недавно при появлении подписи «А. Кравец». Он получал письма пачками и старался ответить каждому через газету, оттого его публицистика и обретала живое дыхание времени, а время-то какое было – перестройка, ГКЧП, развал СССР, финансовые пирамиды и т. д.
В девяносто первом году, после путча, когда сам воздух, казалось, был напоён романтикой молодой демократии и ещё никому не приходило в голову, что демократию надо строить, что она не приходит сама по себе – сверху или снизу, что разрушить всё – проще простого, но ведь так можно и ребёнка выплеснуть вместе с водой, когда
«Волга» наконец обрела независимость от партийного надзора, в то смутное, трудное, неопределённое время Александр Львович Кравец, не лукавя, честно и открыто обратился к читателям нашей старейшей в области газеты. Он с присущей ему откровенностью и страстностью убеждал, размышлял вместе с армией наших подписчиков, отвечал на их письма, порой весьма нелицеприятные, со страниц газеты.
Помните, как у Булгакова в «Собачьем сердце» профессор Преображенский по поводу разрухи, на которую сваливали всё, говорил, что разруха не сама по себе -она в головах. Вот и Александр Львович Кравец боролся со всей этой разрухой в головах после эйфории девяносто первого года. Он не отрекался от своего партийного прошлого, но чувствовал новое время, его свежий ветер и дыхание. Он умел смотреть в завтра с библейской мудростью праотцов и при этом не отрекаться от того, что было вчера.
Он держал ответ перед читателями «Волги» за ЦК КПСС и Политбюро, за всесилие родного обкома партии, за пену, поднявшуюся на волне российской демократии, он понимал каждого, кто с ним спорил, кто негодовал, у кого душа болела за развал великой и могучей страны. У него тоже болела душа, но он понимал необратимость хода истории, необходимость перемен. Он вёл диалог с каждым читателем отдельно, и мы, его коллеги, восхищались этой мудростью и готовностью поделиться своими размышлениями публично на самые острые темы.
Что написано пером – не вырубить топором.
Двадцатый век под пером Александра Кравца уже в истории. Но долго ещё после его кончины в редакцию приходили письма, адресованные: «А. Кравец». А у меня хранится открытка из Чехословакии, которую я выпросила у Александра Львовича, с коротким адресом: Россия, Астрахань, А. Кравец. И письмо дошло до адресата!
Нина КУЛИКОВА